Новые статьи об Андрее Миронове
Написано:
gabbana [аксакал]
Дата: 24.04.07 18:04:15
Высылаю интересную статью из журнала Кинопарк за март 1999. В этой статье рассказывают о том каким был Андрей Миронов в жизни его жены и дочь, а также интересные случаи в его жизни, об его особом месте в культуре.
«ЗАМРИТЕ, АНГЕЛЫ, СМОТРИТЕ – Я ИГРАЮ!»
ТАМАРА СЕРГЕЕВА
Судьба срежиссировала Андрею Миронову красивую жизнь. В ней, как в романтическом спектакле, все выглядело необыкновенным, даже трагический финал. Блестящий, неотразимый, ослепительный, обаятельный... Он был невероятно популярен. Попасть в Театр Сатиры на спектакль с его участием было почти так же невозможно, как слетать на Луну. Он был подарком, праздником для своих зрителей, для своих друзей. Он и родился в праздник — 8 Марта. Легко, изящно двигался, с упоением танцевал, пел, был эмоционален, темпераментен, чувствовал себя в стихии комедийных сюжетов совершенно свободно. И его сетования на то, что в кино он используется только в одном амплуа, не воспринимались серьезно. Казалось, все еще впереди…
&Миронов шутил, что если бы не стал артистом, стал бы переводчиком Менакером. Григорий Горин как-то спросил его: «Итак, ты знаменитый переводчик, богатый человек. Квартира, машина... И тебе говорят: «Товарищ Менакер, бросьте все и идите в театр артистом, для начала в массовках. Оклад девяносто рублей». Ты пошел бы?». После долгой паузы Миронов сказал: «Идиотская постановка вопроса». — «Нет, ответь, пошел бы?» — «Ну, конечно, пошел бы...»
&Во время съемок фильма «Соломенная шляпка» Михаил Козаков придумал, что его герой, изысканно-глуповатый виконт, должен влюбиться в мироновского героя Фадинара. Миронов тут же начал ему подыгрывать, и два дня на съемках было очень весело. Но потом настрой пропал, и Козаков играл уже не в полную силу, огорчаясь этому. И вот во время съемок одной из сцен, где Миронов играл спиной к камере, Козаков взглянул на партнера и обомлел — тот улыбался блестящими золотыми зубами! Оказалось, Миронов украдкой вставил в рот золотую фольгу от шоколада. Козаков расхохотался, дубль был испорчен, но хорошее настроение вернулось.
&Как-то 8 марта, в день рождения, Миронову позвонил Василий Ливанов и измененным голосом позвал на съемку. Миронов помчался на «Мосфильм» и долго воевал с удивленной охраной. Съемок, конечно, никаких не было. Через некоторое время Миронов отомстил. Он прошел мимо Ливанова, что-то увлеченно жуя. «Что это у тебя?» — спросил Ливанов. «Шоколад». — «Дай, а?» И только как следует разжевав угощение, Ливанов понял, что во рту у него не шоколад, а сургуч.
&На концерте в ленинградском Доме офицеров Миронову на сцену прислали апельсин, на котором было написано: «Андрюша, скушайте, вы неважно выглядите!».
Екатерина Градова,
актриса, первая жена Андрея Миронова:
— Андрей был актером настоящего трагедийного таланта. Он в искусстве мог достичь необыкновенных высот. На него можно было специально писать сценарии, но поняли это, к сожалению, только комедиографы, которые использовали его односторонне. С годами мне все горше это осознавать.
Самоотдача Андрея была колоссальной. Каждый спектакль играл как последний, если сказать по-простому, после него был в мыле. Поэтому, когда приходил вечером, первое, что делал, — шел в душ. Очень его любил, принимал по несколько раз в день. И там всегда что-то репетировал, что-то повторял. Потом ужин, и заснуть Андрей не мог еще долго, ему хотелось как бы присутствовать на прошедшем спектакле, долго о нем говорить, вспоминать. При этом вряд ли он смог бы ответить на вопрос, какая роль у него самая любимая. Если бы назвал одну какую-то, это был бы не Андрей.
И весь его день тоже состоял из работы. Он о ней думал всегда, не расслаблялся ни на секунду, жил только этим. И никогда не был самоуверенным, самовлюбленным. В отличие от многих актеров любил слушать советы и иногда даже просил что-то ему подсказать. Что меня потрясало, страшно боялся, что его могут кем-нибудь заменить, искренне считал, что среди товарищей по работе есть много хороших артистов, интересных, с другим видением роли, а сам он скучен, однообразен, заигрался. Комплексовал ужасно. Никогда, например, не читал публично Пушкина, которого очень любил. Думал, что читает его плохо. Удивлялся, что Авербах ему доверил роль Фарятьева. Мне же Илья Александрович говорил, что не будет снимать картину, если Андрей откажется, что у него нет других вариантов, а после съемок признался, что не думал, до какой степени Андрей одаренный актер, его невозможно исчерпать и едва ли только один процент его таланта реализовался в картине.
К тому, что я актриса, Андрей относился ревниво. У него было удивительно бережное отношение к жене, нежелание ее выставлять напоказ, делить с кем-то, пусть это будут даже зрители. Он хотел, чтобы я сидела дома, воспитывала детей, хотел еще и сына, мечтал назвать его Андреем. Дочка Маша и сын Андрей. (Маша назвала своего сына Андреем, нашего внука) Но, надо признаться, как бы ему этого ни хотелось, на меня он не давил, предоставил самой решать, как жить. Единственное, запретил сниматься в нескольких фильмах, потому что ему там не понравились любовные линии. Просто сказал мне: «Дорога будет в один конец», — и я смирилась.
Надо сказать, Андрей категорически не принимал куртуазного отношения к жизни. Не терпел людей с претензиями, считающих, что им все что-то должны. У него самого претензий к жизни не было никаких. Был предельно скромен. Меня поражала эта его черта — не воспитанная, не наигранная скромность, а естественная, природная. Еще не выносил сплетен. А в восторг его приводили чья-то талантливая работа, человеческое обаяние и та же скромность, даже смиренность.
Очень любил дом, красиво устроенный. Для него он был основой жизни человека, местом, где человек отдыхает, восстанавливает утраченную энергию. Любил гостей, мог привести их в любое время суток, и ему нравилось, что у нас не висят везде пеленки, не валяются детские вещи. Его мама, Мария Владимировна, была чрезвычайно одарена по части налаживания быта, и Андрей это все унаследовал. Меня моя мама баловала, я не так много умела. И Андрей стал моим учителем, помогая во всем. Продукты, прачечная, чистка были на нем. Днем убирала я, а он любил пропылесосить еще и ночью. Что касается кулинарии, восхищался всем, что я готовила, достаточно было положить в овсянку ягоды или сделать свежий сок — и он был счастлив.
А как обставлял свои уходы и приходы! Уходил из дома не просто так: хлопнул дверью и пошел. Это каждый раз было событием. Долго, тщательно собирался, любил, чтобы его провожали все домочадцы — жена, дочь, собака. А если вдруг это было рано утром, и я еще спала, то везде, на всех вещах, к которым я могла притронуться, оставлял смешные записочки с рисунками — в хлебнице, холодильнике, на обуви...
Любил животных — собак. У него в детстве был скотчтерьер, Катька, по-моему, ее звали. И нам Андрей однажды в корзинке принес маленького фокстерьера. Назвали Марфушей. Жутко вредная была собачуля, а он ее обожал. Но когда родилась Маша и Марфуша стала ревновать (рвала пеленки, кидалась), пришлось ее отдать. Это был для Андрея очень горький день.
Что сказать еще? В одежде был традиционен. Когда репетировал, носил одни и те же вещи, они создавали ему определенное настроение. Например, привязывался к какому-то шарфу длинному, свитеру, который был уже весь растянут, или рубашке в горошек. Забрать эти вещи у него на два дня в чистку было проблемой. А вообще, он очень хорошо чувствовал свой стиль, всегда точно мог придумать себе и грим, и костюм.
Пассивный отдых не любил. Когда я предлагала ему: «Давай пить соки, ездить купаться, просто выспимся», — он с трудом соглашался на такой оздоровительный отдых. Зато любил путешествовать по миру. Приходил в необыкновенный восторг, как ребенок боялся, что проснется и поймет, что это происходит не с ним. И всегда говорил, что не может ездить один. Ему хотелось путешествовать с близкими людьми, чтобы они разделяли с ним восторг и радость.
Лариса Голубкина,
актриса, вторая жена Андрея Миронова:
— Андрюша был лидером. Но к этому шел долго. Я помню его с двадцати двух лет. Он уже тогда мог развлечь компанию, все хохотали безумно от его шуток, но в основном еще как бы присматривался к ситуации, прислушивался к тому, что говорили другие. Ему самому хотелось и петь, и быть заводилой, и вести за собой людей, но он не спешил, постепенно набирал очки.
У него было тщеславие, амбициозность в хорошем смысле слова: если видел, что кто-то лучше него сыграл, это только прибавляло ему силы, служило стимулом. Причем когда смотрел чужие работы, то никогда не хаял, зато и хвалил очень сдержанно. Он не был таким безупречно хорошим человеком, в нем внутри бурлило многое, просто в силу своей воспитанности знал, что можно сказать, а что — нет. А вот на мои роли внимания, мне кажется, не обращал совсем. Хотя ему и было приятно, что я не позорила его в наших концертах, где пела старинные романсы.
Что больше всего в нем поражало? Аккуратность. Не понимала, как молодой человек может так идеально убирать в доме — не терпел ни соринки, ни пылинки. Я иногда экспериментировала — бросала нарочно какую-нибудь крошечку на пол. Так он замечал ее, еще стоя в дверях, и пока не убирал, не мог успокоиться. И, что самое интересное, любил порядок в собственном доме, а на беспорядок в чужих домах внимания не обращал и никогда за него не осуждал людей. А как аккуратен был в одежде! Любил курточки, хорошие летние костюмчики, так бережно к ним относился, что его гардероба могло хватить ему надолго. Тщательно ухаживал и за обувью: чистил, замшевую отпаривал над паром. В одних ботинках мог два-три года ходить, они все были как новые, но при этом обуви покупал много, она стояла у него неношенная. Что касается книг, то настольной, какой-то одной у него не было. Хотя был в курсе новинок, ничего не пропускал. Так как хорошо знал с детства английский язык, часто читал и английские книги.
Что любил? Гостей водить домой и слушать джазовую музыку. Это было его основное занятие дома, которое давало возможность расслабиться. У него было огромное количество джазовых пластинок, любил Фрэнка Синатру, у которого перенял манеру исполнения лирических песен, Шарля Азнавура, Ива Монтана, бесконечно менял аппаратуру. Причем, так как один он старался вообще ничего не делать, слушал их чаще всего с кем-то из друзей — с Аркадием Аркановым, Вадимом Медведевым, Георгием Гараняном. Почти не разговаривали, только слушали музыку. Сейчас, наверное, получал бы море удовольствия, покупая компакт-диски.
Еще с удовольствием играл в теннис, а вот к природе был равнодушен как абсолютно городской человек. Часто говорил: «Не могу ехать за город, мне, пожалуйста, к выхлопной трубе». Отдыхать любил в путешествиях, ездил по миру с удовольствием. За рубежом ему нравилось, что его никто не узнавал, никто не приставал и он мог спокойно делать, что хочется. В Союзе же одолевали поклонницы, нас постоянно караулил отряд девиц, которые следили за каждым шагом. Я сходила с ума, мы их гоняли, в общем, ужас.
Еще любил животных... Как-то Маша, моя дочка, принесла смешную дворовую собачку, мы ее назвали Чинг. И Чинг Андрюше так понравился, что стал даже гулять с ним. Люди удивлялись — как это так, Миронов ходит с дворовой собакой. А он только смеялся.
Еще Андрюше очень нравились хорошие машины, но сумасшедшим водилой никогда не был, ездил медленно, видимо, размышляя по пути о чем-то. Хотел иметь «мерседес», и когда в 85-м году я выбивала ему «мерседес», но его купили, буквально у меня под носом, и пришлось взять БМВ, но Андрей все равно был очень рад, ухаживал за ней, и она у него вся блестела.
Маша Миронова,
актриса, дочь Андрея Миронова:
— Раньше мой отец для меня был просто отцом, и все. Никогда не оценивала ни его, ни то, что он делает. А теперь он для меня великий артист. У него помимо таланта от Бога присутствовала наследственность, гены талантливых родителей плюс воспитание. Потрясающее, редкое сочетание — талант, чувство меры и самоирония. Он ведь никогда не относился к себе и своему творчеству всерьез. К творчеству других людей — да, абсолютно серьезно и уважительно. А к своему — с юмором, хотя сам горел, жил им. И поэтому у него не возникала звездная болезнь. Его любимые выражения: «Простите ради Бога» и «Спасибо большое». Очень был деликатен.
Отец не мог уделять мне много внимания, так как был безумно занят своей работой. Но мы с ним часто гуляли. Помню, ходили в цирк, который он любил. Подвели меня к медведю в наморднике, я испугалась. А вот во что играли вместе? Каких-то определенных игр не помню. Мне очень нравилась «Монополия».
Я рано осиротела, и мое воспитание взяла в руки бабушка. У нее не было какого-то определенного метода. Ничего не навязывала, воспитывала своим примером, никогда на моих глазах не нарушая тех принципов, которых сама придерживалась всю жизнь. И если говорила: «Нельзя», — то я знала, что сама она так тоже не сделает. Так же, думаю, бабушка воспитывала и моего отца. Он тоже мне ничего не навязывал, не помню, чтобы мы с ним ссорились, чтобы он меня поучал.
А что его могло рассердить? Вмешательство во взрослые дела. Считал, что дети должны заниматься своими, детскими делами. Никогда не обсуждал со мной свою работу, это не должно было меня касаться. Я и на репетициях его никогда не была. Правда, ходила на его спектакли, любимым был «Фигаро». И часто бывала за кулисами, приходила с мамой. Отец это не приветствовал. И еще ненавидел сплетни, никогда в них не погружался, умел отстраняться от них. Я, естественно, интересовалась актерами, их жизнью. Так вот, вопросов о частной жизни актеров он бы не потерпел. А обрадовать его могла честность.
P.S. Одиннадцать лет оказалось сроком, чтобы понять: Андрей Миронов — один из тех немногих избранных, кто не просто удачно исполнял предлагаемые роли, но, точно отыгрывая свое время, сумел сказать нам о нем нечто важное. Хотя из тридцати девяти фильмов и семи телеспектаклей, в которых актер снялся, более половины благополучно забыты, но уж десяток-то вошли в золотой фонд нашего кино.
У персонажей Андрея Миронова в нем особое место. Яркий, абсолютно чужеродный исторической фактуре и бытовому сюжету, он привел на экран героев добродушных, немелочных, существующих вне биографии, вне конкретного времени. Они совершенно не были озабочены тем, как складывается их судьба. Ни прошлое, ни будущее не имели никакого значения. Был лишь прекрасный миг настоящего.
Его герой, всегда Актер по мироощущению, превращает саму жизнь в игру. В этой сиюминутно творимой игровой реальности он полновластный хозяин и вдохновенно лепит иллюзорный мир, рисуя в воздухе быстрыми движениями пальцев очертания самых разных предметов, изображая людей, их действия. И воображаемые укол шпаги, полет бабочки, аппетитная курочка у него не менее реальны, чем мечта Великого Комбинатора — экзотическое Рио-де-Жанейро.
И резкий контраст — совершенно особенные киногерои в творческой биографии артиста как другая сторона его универсального дарования. Фарятьев («Фантазии Фарятьева») —
нескладное тело и оборванный полет души; Ханин («Мой друг Иван Лапшин») — элегантная оболочка со смертной пустотой внутри; Климов («Между небом и землей») — застывшее тело и застывшая душа; Грушницкий («Страницы журнала Печорина») — милосердная пуля Печорина на самом деле спасла его от предстоящего умирания души... Люди, потерявшие счастливый дар творить для себя, свою собственную реальность, упустившие тот самый счастливый миг.
В душе он, конечно, был лириком. Кого бы ни играл, даже циничного, уставшего от всех и от себя самого, лирические интонации непременно, пусть намеком, оттеняли характер. И в последнее десятилетие своей жизни Миронов, реализуя то, что не нашло воплощения ни на экране, ни на подмостках, отвел своего Актера на эстраду, сыграв-спев ряд песен о жизни, со всем, что она несет человеку, — любовью, нежностью, дружбой, надвигающейся старостью и головокружительно быстро летящим временем. Вот о чем никогда не говорил до этого его Актер на экране — об уходящем времени, которое делает переживание быстротечных мгновений жизни еще острее...