Этот сайт открыт в 2006 году. Сначала он был виртуальным общественным проектом, а с 2009 года обрел статус официального. Его участников, живущих в разных городах и даже в разных странах, объединила любовь и глубоко личностное отношение к творчеству Андрея Александровича Миронова — светлого человека, гениального русского актера, которого уже более двадцати пяти лет нет с нами, и кто, тем не менее, не потерял ни известности, ни популярности. Напротив: с каждым годом осознание уникальности его личности и таланта растет.
Весь материал собран участниками проекта: оцифрованы ТВ передачи, записи с пластинок и CD, кадры из фильмов; отсканированы фотографии из журналов, газет и книг (более 500); собран наиболее детальный и полный список фильмов и фильмов-спектаклей (61), театральных спектаклей (30), телевизионных передач и видео-материалов с участием Андрея Миронова, а также песен в его исполнении (более 120).
Мы хотим дать возможность посетителям сайта общаться между собой, обмениваться материалами (тексты, аудио, видео), обсуждать творчество Андрея Миронова, ибо пока артиста помнят — он жив.
Все материалы сайта имеют законных владельцев и предназначены для некоммерческого использования. Ссылка на сайт при их использовании обязательна!
Пресса об Андрее Миронове Рецензия. «Вишнёвый сад» , 1999«Вишневый сад» перелицовывали без конца, и, главное, без чувства меры и стыда. Театры соревновались в присваивании Чехову нечеховских и даже античеховских мыслей о жизни, меняли взгляды и характеристики персонажей на прямо противоположные. Одни видели в нем человеконенавистника, другие, наоборот, альтруиста, третьи смеялись над самим автором, четвертые — над его персонажами.
Перекликались интерпретаторы только разве что в одном: считали, что чеховским героям нет места на земле и все они так или иначе в чем-то повинны. Обреченность эта начинала уже вызывать легкую оскомину.
К ряду продуманных и потому глубоких открытий классики я отнесла бы «Вишневый сад» Чехова в интерпретации Плучека.
Он поставил «Вишневый сад», исходя из идей Чехова. И они оказались близки современности, как все вечные идеи.
Конечно, трагедийна человеческая жизнь: человек смертен, в то время как природа бессмертна, в то время как космос вечен. А человек, доказавший испокон веков свое творческое могущество или свое равенство Творцу в области созидания, уходит из жизни, не довершив всякий раз свой долг, свое назначение в жизни. Это не его вина, это вообще не вина, а загадка, не имеющая ответа. Высшая из всех загадок жизни. И не в слабости или несовершенстве человека причина, а интерпретаторы твердят о том, что где-то человек виноват, что-то не то думает и потому вот заслужил эту кару. Плучек же всей логикой спектакля открывает чеховский протест против этого предположения. Он как бы говорит: человек — тот, который в «Вишневом саде» выведен на обсуждение, — априори не имеет таковой вины, чтобы быть за это в гибельном ответе. Он не идеален, да, но он полон земной доброты, он красив, он слышит и знает неумолимость жизни и знает, что он в вишневом саду только странник, хотя и создал его вместе с силами природы. И он даже мужествен в своем понимании. «Вишневый сад» несет в себе и поэзию, и грусть, и улыбку уходящего, предзакатного класса людей, странного класса — или группы, или типа генофонда. В постановке Плучека особенно отчетливо проявляется мысль о том, что формы человеческой истории сменяют одна другую не оттого, что слабеет людское племя и оставляет господствующие позиции, но оттого, что существует вне личностной силы высшая космическая сила, расставляющая их так, как угодно ее новому повороту. Мне показалась любопытной эта идея роковой смены космических формаций.
Разумеется, я не отрицаю драматичности и предчувствия беды, сторожащей героев «Вишневого сада». Они ведь взяты Чеховым в кризисный момент, когда уже произошло в их жизни то, чему они не могли противостоять, — сад выставлен на торги, и над ним повисла рука судьбы. Его могут не выкупить, ни у Гаева, ни у Раневской нет свободных, неограниченных денег. Раневская приехала в свое поместье как на последний, решающий турнир. Поместье это — ставка на жизнь: если они не отобьют его, их жизнь предрешена. Но русские дворяне, насадившие на своей земле Сад, не думают заранее сдаваться: с этим они выходят на сцену в холодный предутренний час. Это символ. Нам дано почувствовать, что их силы невелики, но не дано априорно считать, что они вообще никаких духовных сил не имеют. У них есть мужество: малые силы, они принимают вызов сил каких-то больших, вне их возможностей существующих. То, в чем они сильны — или почти совершенны, — так это в их ощущении жизни как прекрасного; они красивы изысканной, очищенной красотой аристократического генотипа, избранного, долго оттачиваемого рукой скульптора-природы. Этого вообще никогда не играют, а здесь Плучек это подчеркивает. И правильно: их красота во всем — в слове, в речах, в биографии. Изящество и грация, как внешние, так и внутренние качества, присущие Раневской — Раисе Этуш, ничем не походят на тот болезненный надлом, которым стали помечать этот образ многие режиссеры; мягкость и добрая барственность Гаева — А. Папанова, отнюдь не лишенного желания слиться с обществом, от которого он был отделен; тоска по красоте, которой наполнена душа Лопахина — А. Миронова, это интересный поворот в ответе на загадку «Вишневого сада». Активной, даже навязчивой рассудительности Пети Трофимова — Б. Плотникова, угадывающего в Лопахине душевную глубину, противопоставлен Симеонов-Пишик — Р. Ткачук, не случайно попавший в полосу удач нового материального века. Он сам послушный материал. Больно переживает свое одиночество не только Фирс, в образе которого звучит уже отыгранная веками трагедия верного слуги, вечного спутника этих вечных детей (так играет Г. Менглет), но и Шарлотта — О. Аросева чем-то близка этому образу. И Варя (З.Матросова и Л. Мосендз) — приемная дочь Раневской, преданная всему, что связано с родом Гаевых -Раневских и способная ради них на подвиг самоотверженности, — все это закономерные характеристики для общего решения, которое предлагает спектакль, — решения вопроса истории: нужны ли эти люди уходящей эпохи? Нужны ли они новой, еще тогда не определившейся эпохе легендарного XX века? Ответы идут отовсюду, с каждой страницы пьесы и каждого эпизода спектакля. Дело в том, что все герои «Вишневого сада» находятся в орбите исторического заката эпохи. Планета совершает свой круг, и ничто не может изменить ее ход. Космос людской природы не успевает за переменами, которые разрушают установившиеся отношения и идеалы века. Человек чеховской драматургии в его физически-моральной оболочке, с его высокоинтеллектуальным уровнем развития еще не хочет уходить, и он имеет право остаться, так как продолжает украшать мир, как вот эти трогательные люди плучековской мечты. Они бедны, да, но они не сумели растерять и растратить свое вековое богатство — души, культуры, творящих клеток мозга — хоть и не считали затрат. Их уход непреднамерен. Это несправедливо, но это неизменный закон бытия. Земля им становится мала. Их, когда-то обширный, космос оказывается всего лишь вишневым садом, а сад как бы сам уходит от них. Не они теряют его, а он теряет их, двигаясь по астральному кругу. Неверно, будто они пережили свой век, свое время: это век, не ценящий человека, перешагивает через них. А они, люди, увиденные глазами Чехова, могли бы еще многое сделать на этой земле; ведь они владеют тем, что дороже всего, — тайной культуры духа, то есть идеальными свойствами человеческого существа.
Плучек сближает с ними Лопахина, а не противопоставляет его им. Лопахин — Миронов выходит на первый план. Эта концепция нова. Его Лопахин — двойственная и глубоко драматичная фигура. Думаю, никто другой не мог так, как Миронов, угадать секрет — в чем названный драматизм: его Лопахин часть от того целого, которое составляют герои Вишневого сада (без кавычек). Он любит этот сад как свою духовную родину, но он представляет какую-то иную категорию людей и среди любящих красоту Сада.
Не забудьте, что его исторический прототип — Савва Морозов (или, может быть, С. Мамонтов, Щукин, Тарасов, Мантышев, Лианозов и другие), то есть тип людей, которые были движимы практической целью улучшить жизнь, а не только поэтически созерцать ее ход. История XIX и XX веков покажет, что люди этого склада тоже обладали творящей силой и проявили ее, хотя казалось, что они все делали ради денег. Но они сумели не только развить, скажем, промышленность: именно они сумели сохранить русское искусство, литературу, поэзию, театр и психологический строй личности эпохи.
Лопахин, представляющий в пьесе Чехова психологию подобного склада, тоже будет поддерживать красоту, искусство и поэзию — пусть другими средствами, нежели дворяне, но и не теми, которыми действуют «новые русские». Драматизм в том, что Лопахин срубит вишневые деревья, но даже срубив сад Раневской (которую он, как играет актер, кажется, тайно и преданно любит как свою, лопахинскую Прекрасную даму), он не перестает любить идею этого сада. Его миссия — делать деньги, ибо настает век денег. Но именно для этого — мироновского — Лопахина деньги — не конечная цель. Он уже заражен, затронут любовью к красоте, к созиданию. «У тебя пальцы, как у пианиста», — говорит Трофимов ему. Случайна ли эта фраза — даже не надо спрашивать: в ней ключ. Чехов хорошо знал этот тип, скажем точнее — класс, -понимая его роль в жизни и в истории. Лопахин потому и любит Раневскую, а не Варю, хотя Варя ближе к нему по своей социальной сути и по своему деятельному складу натуры. Но Раневская — носитель красоты, традиций древнего рода, каких-то духовных тайн, и именно это влечет Лопахина — Миронова с его тайной мироновской печалью в глазах. Если говорить о реальности истории, то ведь именно русский буржуа спасал, собирая по крохам, шедевры будущих российских музеев, давая реальный шанс для сохранности культуры, красоты и науки. Он или ему подобные скупят картины и создадут галереи, музеи и залы, издадут поэтов Серебряного века и проложат, хотя и небескорыстно, но и не грабя никого, путь красоте в новый XX век, хоть и этот путь искусства в новое общество будет кремнист.
Поэтому он, Лопахин — Миронов, в спектакле Плучека не будет пытаться сорвать с ветки цветочек вишни, чтобы скомпрометировать себя и свое место в истории, как это делалось в одном из нашумевших спектаклей.
Герои Чехова не кричат, не проклинают Бога, как герои Леонида Андреева, который тоже обращается к неумолимым законам земного бытия, но со своей логикой художника-творца утверждает: человек в основе прекрасен, и краткость его бытия есть ошибка природы, ее несовершенство.
И знаменитые своей грустью персонажи «Вишневого сада» не несут печати обреченности на скорую смерть как физическую, так и историческую. Хотя у Плучека в их сад не затесался и бодряший оптимизм. Нет грошового оптимизма, но есть глубокая и светлая любовь к жизни, только оттенена она иронией и шуткой.<...>